20. В третий день шестого месяца я поднялся на Хагуродзан – Черную гору. Навестил некоего Дзуси Сакити, повстречался с Бэттодай Экакуадзяри. Я остановился в храме в Минамитани – Долине юга. Хозяин отнесся ко мне с сердечной теплотой.

Как благодатно!
Снег веет ароматом
В Долине юга…

На пятый день я пошел поклониться в храм Гонгэн. В каком веке жил монах Нодзё-дайси, открывший эту священную гору, я не знаю. В уложении Энгисики значится храм Усюридзан. Должно быть, при списывании знак “коку” – “черный” – был превращен в “ри” – “деревня”. Гора Усюроко-кудзан сокращенно именуется Хагуродзан. Называют ее также “Идэха”: кажется, в старинных описаниях этой местности говорится, что отсюда в дар двору приносили птичьи перья. Хагуро вместе с Гассан – горой Луны и Юдоно – горой Ключей – называют “Сандзан” – Три горы. Теперь они принадлежат к приходу Торай в Эдо, в Мусаси. Луна “светопознания” ярка, а при ней горит светильник “закона”. Кельи монахов выстроились в ряд, подвижники творят свои подвиги, и дивность этого священного места вызывает почитание и трепет людей. Процветание его длится долго, и поистине должно назвать его благодатной горой.

 На восьмой день я поднялся на Гассан. Накинул на плеч белое покрывало, укутал голову белым платком и в сопровождении проводника, зовущегося здесь “носильщиком”, ступая по льду и снегу, в горном воздухе, среди тумана и облаков, взбирался восемь ри. Чудилось, точно вступил в те пределы, где свершают свой путь луна и солнце. Дыхание прерывалось, тело коченело. Когда добрались до вершины, солнце село, показалась луна. Я подостлал листья бамбука, в изголовье положил молодые побеги, лег и ждал рассвета. Когда вышло солнце и облака растаяли, я спустился на Юдоно. У лощины есть кузница. Здешние кузнецы отыскали чудодейственную воду и, очищаясь в ней, ковали мечи. На них чеканили клеймо “Гассан”; они прославлены. Будто закаляли сталь в источнике Лун-сюань! Они уносились мыслью к давним временам мечей Канся и Бакуси, – их пыл к искусности в своем пути был не мал.

Я присел на скалу и немного отдохнул; тут я увидел, что бутоны низкорослых – в три сяку – вишен полураскрылись. Умилительна душа цветов этих запоздалых вишен, погребенных под грудами снега – и не забывающих о весне! Это было подобно тому, как если бы под пламенеющим небом благоухали цветы сливы.

Пусть друг о друге
Вздохнем с тоской мы оба!
Ведь горной вишни
Цветы ия – одни мы,
И некому нас видеть…

(Гёсон-содзё)

Я вспомнил стих Гёсон-содзё, но здесь очарование чувствовалось с большей силой. По уставу паломников, всякие подробности о горах сообщать другим запрещено. Потому я кладу кисть и не пишу.

Вернувшись в келью, я, по просьбе адзяри, записал хайку о паломничестве к Трем горам

Как прохладно здесь!
Месяц ранний над тобой,
Черная гора.

Пики облаков
Рушились уж сколько раз…
О гора Луны!

Замкнуты уста!
На горе Ключей от слез
Влажен мой рукав…

Юдонояма!
Слезы лью, ступая здесь
По деньгам в пыли.

(Сора)

Я ушел из Хагуро, у Цуругаока был встречен в доме Нагаяма Дзюко; написали рэнку. Сакити сопутствовал мне. В лодке мы спустились по течению к гавани Саката. Заночевали у врача по имени эн’ан Фугёку.

О пики Зноя!
Смотрю на бухту Ветра
Прохладный вечер…

Все пламя солнца
Ты влила в воды моря,
Могамигава!
 
Вы читали часть произведения Мацуо Басё: По тропинкам Севера.