Хань Юй (768–824) — прославленный поэт и прозаик. Его ритмическая проза, созданная под лозунгом «возврата к древности», почитается образцовой. Поэзия Хань Юя сложна, насыщена традиционной образностью. Друг Чжан Цзи и Мэн Цзяо.

Xань Юй

Горы и камни

Неровны щербатые камни,

едва заметна тропа.

Пришел я в сумерки к храму,

летают нетопыри.

Я в зале сел на ступени,

влажные от дождя.

Огромны бананов листья,

пышен гардений цвет.

Монах мне сказал: на стенах

буддийские росписи есть.

Принес огня посветить мне,—

отменное мастерство!

Циновку встряхнул для ложа,

похлебкою угостил;

Мне пищи простой довольно,

чтоб голод мой утолить.

Все тихо, лежу спокойно,

не слышен стрекот цикад.

Встал чистый месяц над кряжем,

сияние входит в дверь…

Светает. Иду на воздух.

Нигде не видно дорог.

Блуждаю кругом бесцельно,

лишь дым и туман окрест.

В сиянье алеют горы,

лазурью блещут ручьи,

И вижу: в десять обхватов

и сосны здесь и дубы.

На камни ручья спокойно

ступаю босой ногой;

Журчит вода, убегая,

мне ветер треплет халат.

При жизни такой нетрудно

возрадоваться всему —

Зачем же сидеть непременно

на привязи у других!

В одном желанье признаюсь

моим немногим друзьям:

Хочу до старости жить здесь,

отсюда не уходить!

В пятнадцатый день восьмой луны дарю Чжан Гун-цао

Облака подвернуты кругом,

нет Реки среди небес,

Чистый ветер дует в пустоте,

сгладил волны свет луны.

Спит вода, спят ровные пески,

образов и звуков нет.

Пьем с тобой из кубка одного —

спой мне что-нибудь, прошу.

Ты поешь — с кислинкою напев,

а слова твои горьки;

Не могу дослушать до конца —

слезы льются, словно дождь.

«С небесами высота Цзюю

сводит озеро Дунтин,

Всплыл дракон и снова в глубь нырнул,

слышны крики обезьян.

Десять жизней, девять в них смертей —

вот как выслужил я чин.

А теперь один в глуши живу,

точно скрывшийся беглец.

Покидая ложе, змей боюсь

и отравы жду в еде.

Воздух моря увлажнил червей,

мяса, крови смрад вокруг.

Пред ямынем барабан большой

бил торжественно вчера:

Новый государь у нас теперь,

Гао будет вознесен.

За день о прощении указ

десять тысяч ли прошел,

Всем, кто к казни был приговорен,

жизнь дарована была;

Возвращают ссыльных, служба ждет

всех, кто отрешен от дел,

Будет смыта грязь, сметен порок,

стихнут козни во дворце.

В списки некий чин меня вписал —

имя вымарал другой,

Не везло мне — только удалось

к варварам забраться в Цзинь.

Что судебный исполнитель? Тля!

Если жалобу подам,

То накажут палками меня

да затопчут в пыль и в грязь.

А из тех, кто начинал со мной,

в гору многие пошли…

Тяжко подыматься в высоту

по Небесному пути».[785]

Ты окончил песню, а теперь

слушай то, что я спою,

Подарю тебе я песнь мою,

столь несхожую с твоей:

«Ночью ныне ярок лунный свет —

хватит и на целый год,

Жизнь стремится по стезе судьбы,

и другого нет пути.

Если есть вино, а ты не пьешь,

то зачем луне светить?»

Посетив храмы Хэнъюэ и переночевав в храме на вершине горы, оставляю надпись на надвратном павильоне

Пять гор по уставу обрядов

стоят, как гордые гуны,

Четыре горы — что стражи,

и высится Сун в середине.

Земля на Хэнъюэ пустынна,

немало чудес там встретишь:

Там небо горам дарует

волшебную власть и силу.

Росою и облаками

горы половина сокрыта,

Хоть есть у нее вершина,

кто в силах ее достигнуть?

Туда я как раз приехал

во время осенних ливней.

Дух инь[788] был угрюм и темен,

и чистый ветер не веял;

Вознес я моленье сердцем,

от суеты отрешенным,—

Или неверно, что к Небу

взнесется праведный голос?

Лишь миг — и туман растаял,

и гор вершины открылись;

Взглянул я вверх: как огромен

простор пустоты лазурной!

Цзыгай[789] протянулась далеко,

пока Тяньчжу не коснулась,

Шилинь обрушилась, прянув,

и на Чжуюн навалилась.

И вдруг душа взволновалась,

я спешился поклониться,

Меж сосен и кипарисов

спешу во дворец чудесный.

Колонны алые ярки,

светятся белые стены,

Ало-сини картины

и поклоненья предметы.

Всхожу, в поклоне сгибаясь,

вручаю вино и мясо,—

Пусть эти дары ничтожны,

но искренность несомненна!

Старик премудрый во храме

желания духов знает,

Бесхитростен он и весел,

любезен к духам и гостю;

Гадательные таблички

раскинуть мне предлагает

И говорит, что выпал

мне самый счастливый жребий.

Я изгнан, как крыса, в пустыню,

но, к счастью, еще не умер,

Еды бы малость, одежды —

и здесь до смерти останусь.

Не буду вовек я князем,

сановником, полководцем —

И даже духи едва ли

доставить мне счастье могут.

Ночую в буддийском храме,

всхожу на высокую башню —

Светлы облака, и в небе

луны и звезд переливы.

Кричат обезьяны в роще,

мне слышен звон колокольный,

Холодное белое солнце

рождается на востоке.

Песнь о каменных барабанах


Список надписей с барабанов

мне доставил почтенный Чжан

И о каменных барабанах

попросил меня песнь сложить.

С нами больше нет Шао-лина

и Отшельник Ссыльный почил —

Где уж каменные барабаны

недостойному[795] воспевать!

Когда чжоуский престол пошатнулся,

к потрясению всей страны,

Сюань-ван воспрянул во гневе,

и взмахнул небесным копьем[796],

И в престольной палате принял

поздравленья князей и вельмож —

А у них мечи и подвески,

мерно стукаясь, пели в лад,

И пошла большая охота

на полуденном склоне Ци,

И на тысячи ли в округе

не спаслись ни птица, ни зверь.

Государь про ловитву надпись

повелел на камне иссечь,—

Барабаны творя из камня,

обтесали глыбы тогда.

Все, кто послан был, отличались

дарованьем и мастерством,

Подобрали слова усердно

и на склонах оставили их.

Ливень лил, и палило солнце,

и пылал свирепый огонь,

Существа чудесные зорко

их блюли, творя волшебство…

О, скажите, где вы сумели

этот дивный список достать?

Ни ошибок нет, ни описок,

четко виден любой волосок;

Слог отборен, но смысл глубокий

нелегко при чтенье постичь,

Начертанье письмен не схоже

ни с лишу и ни с кэдоувэнь.

Неужели можно избегнуть

искажений за столько лет?

Крокодила живого разом

меч стремительный разрубил.

Феникс ввысь воспарил с луанем,[798]

все отшельники сходят с гор,

У лазурного древа с кораллом

цепко ветви переплелись,

Связь крепка золотых веревок

и железных жестких шнуров,

Буен пляс треножников древних,

и взлетает, клубясь, дракон…

Но вниманьем мелких ученых

эти надписи обделены,

Широты не хватает, право,

в Одах малых, в Одах больших.

Устремясь на запад, Конфуций

не сумел добраться до Цинь;

Взял он звезды и взял планеты,

но оставил и Си и Э.

Почему, так любящий древность,

был я слишком поздно рожден?

Я о том проливаю слезы,

бурно льются они из глаз.

Вспоминаю: будучи юным,

получил я званье боши —

Заменили девиз правленья

той порою на Юаньхэ.

В то же время в Юфу образцово

друг мой службу ратную нес,

И со мной предложил он вместе

головастиков ямы разрыть.

Вымыл шапку, свершил омовенье

и начальнику доложил:

«Драгоценных таких сокровищ

разве много дошло до нас?

Завернем их в циновки, в войлок,

и нетрудно доставить их;

Барабанов числом десяток,

их верблюды в силах везти,—

И войдут, Гао-дину подобны,

барабаны в верховный храм.

Разве меньше будет их ценность,

коль стократно их восхвалять?

Если в Высшей школе оставить

барабаны эти велит

Совершенномудрая милость,

разберутся ученые в них,—

Вход заполнили те, что каноны

в Лебедином учат Дворе.

Вы увидите: все государство

к ним нахлынет, словно прилив.

Надо будет с них грязь отчистить,

плесень смыть, и мох соскоблить,

И, наклона не допуская,

прямо-прямо поставить их.

Осенить их большою крышей,

стены прочные возвести —

Эти древности и в грядущем

от несчастий должно беречь».

Но погрязли в наветах и кознях

все сановники при дворе

И моим словам не внимали,

околичности говоря.

Пастушата огонь высекают,

в поле буйволы точат рога,—

Кто бы ласкою их приветил,

кто погладил бы их теперь?

Солнце рушит их, луна плавит,

лягут в землю — и пропадут!

Год седьмой, обратясь на запад,

я вздыхаю, а толку нет.

Красоты полна несказанной

даже скоропись у Си-чжи[807],

Коль отдашь немного бумажек,

то твоим будет белый гусь.

После Чжоу было восемь династий,

и усобицы прекращены,

Барабаны же ныне в забросе —

но возможно ль о них забыть?

Много дней не приходят смуты,

и царит великий покой,

Власти ныне весьма учены,

ими чтимы и Кун и Мэн,—

Если б тем, что здесь написал я,

мне внимание их привлечь!

Пусть уста рассуждают плавно,

как подвешенная река!

Песнь о каменных барабанах

завершаю на этих словах —

Но, увы, я над ней, наверно,

лишь напрасно время терял!  
 
Вы читали стихи поэта . Китайская поэзия в переводах, из коллекции текстов khokku.ru