Ли Бо (701–762)  

Среди чужих

Прекрасен крепкий аромат       ланьлинского вина.

Им чаша яшмовая вновь,       как янтарем, полна.

И если гостя напоит       хозяин допьяна —

Не разберу: своя ли здесь,       чужая ль сторона.

Тоска 

Ступени из яшмы       давно от росы холодны.

Как влажен чулок мой!       Как осени ночи длинны!

Вернувшись домой,       опускаю я полог хрустальный

И вижу — сквозь полог —       сияние бледной луны.

Весенним днем брожу у ручья 

Один, в горах,       я напеваю песню,

Здесь наконец       не встречу я людей.

Все круче склоны,       скалы все отвесней,

Бреду в ущелье,       где течет ручей.

И облака       над кручами клубятся,

Цветы сияют       в дымке золотой.

Я долго мог бы       ими любоваться —

Но скоро вечер,       и пора домой.

Навещаю отшельника на горе Дайтянь

Собаки лают,       и шумит вода,

И персики       дождем орошены.

В лесу       оленей встретишь иногда,

А колокол       не слышен с вышины.

За сизой дымкой       высится бамбук,

И водопад       повис среди вершин.

Кто скажет мне,        куда ушел мой друг?

У старых сосен       я стою один.

Без названия

И ясному солнцу,       и светлой луне

В мире       покоя нет.

И люди       не могут жить в тишине,

А жить им —       немного лет.

Гора Пэнлай       среди вод морских

Высится,        говорят.

Там в рощах       нефритовых и золотых

Плоды,       как огонь, горят.

Съешь один —       и не будешь седым,

А молодым       навек.

Хотел бы уйти я       в небесный дым,

Измученный       человек.

За вином

Говорю я тебе:       от вина отказаться нельзя,—

Ветерок прилетел       и смеется над трезвым тобой.

Погляди, как деревья,       давнишние наши друзья,

Раскрывая цветы,       наклонились над теплой травой.

А в кустарнике иволга       песни лепечет свои,

В золотые бокалы       глядит золотая луна.

Тем, кто только вчера       малолетними были детьми,

Тем сегодня, мой друг,       побелила виски седина.

И терновник растет       в знаменитых покоях дворца,

На Великой террасе[696]       олени резвятся весь день.

Где цари и вельможи? —       Лишь время не знает конца,

И на пыльные стены       вечерняя падает тень.
_____

Все мы смертны. Ужели       тебя не прельщает вино?

Вспомни, друг мой, о предках —       их нету на свете давно.

Провожу ночь с другом

Забыли мы       про старые печали,—

Сто чарок       жажду утолят едва ли.

Ночь благосклонна       к дружеским беседам,

А при такой луне       и сон неведом,

Пока нам не покажутся,        усталым,

Земля — постелью,       небо — одеялом.

Под луною одиноко пью

* * *
Среди цветов поставил я       кувшин в тиши ночной

И одиноко пью вино,       и друга нет со мной.

Но в собутыльники луну       позвал я в добрый час,

И тень свою я пригласил —       и трое стало нас.

Но разве, — спрашиваю я, —       умеет пить луна

И тень, хотя всегда за мной       последует она?

А тень с луной не разделить.       И я в тиши ночной

Согласен с ними пировать       хоть до весны самой.

Я начинаю петь — и в такт       колышется луна,

Пляшу — и пляшет тень моя,       бесшумна и длинна.

Нам было весело, пока       хмелели мы втроем,

А захмелели — разошлись,       кто как, своим путем.

И снова в жизни одному       мне предстоит брести

До встречи — той, что между звезд,       у Млечного Пути.

С вином в руке вопрошаю луну

С тех пор как явилась в небе луна —       сколько прошло лет?

Оставив кубок, спрошу ее, —       может быть, даст ответ.

Никогда не взберешься ты на луну,       что сияет во тьме ночной.

А луна — куда бы ты ни пошел —       последует за тобой.

Как летящее зеркало, заблестит       у дворца Бессмертных она.

И сразу тогда исчезнет мгла —       туманная пелена.

Ты увидишь, как восходит луна       на закате, в вечерний час.

А придет рассвет — не заметишь ты,       что уже ее свет погас.

Белый заяц на ней лекарство толчет       и сменяет зиму весна.

И Чан-э в одиночестве там живет —       и вечно так жить должна.

Мы не можем теперь увидеть, друзья,       луну древнейших времен.

Но предкам нашим светила она,       выплыв на небосклон.

Умирают в мире люди всегда —       бессмертных нет среди нас.

Но люди всегда любовались луной,        как я любуюсь сейчас.

Я хочу, чтобы в эти часы, когда       я слагаю стихи за вином,—

Отражался сияющий свет луны       в золоченом кубке моем.

Провожаю друга, отправляющегося путешествовать в ущелья

Любуемся мы,       как цветы озаряет рассвет.

И все же грустим:       наступает разлука опять.

Здесь вместе с тобою       немало мы прожили лет,

Но в разные стороны       нам суждено уезжать.

Скитаясь в ущельях,       услышишь ты крик обезьян,

Я стану в горах       любоваться весенней луной.

Так выпьем по чарке —       ты молод, мой друг, и не пьян:

Не зря я сравнил тебя       с вечнозеленой сосной[699].

Посвящаю Мэн Хао-жаню

Я учителя Мэн       почитаю навек.

Будет жить его слава       во веки веков.

С юных лет       он карьеру презрел и отверг —

Среди сосен он спит       и среди облаков.

Он бывает       божественно пьян под луной,

Не желая служить —       заблудился в цветах.

Он — гора.       Мы склоняемся перед горой,

Перед ликом его —       мы лишь пепел и прах.

Шутя посвящаю Чжэн Яню, начальнику уезда Лиян

Тао — начальник уезда —       изо дня в день был пьян.

Так что не замечал он,        осень или весна.

Разбитую свою лютню       слушал, как сквозь туман,

Сквозь головную косынку       вино он цедил спьяна.

Лежал под окном у дома       беспечный поэт седой,

Себя называл человеком       древнейших времен земли.

…Когда я к тебе приеду       осенью или весной,

Надеюсь, что мы напьемся       в славном уезде Ли.
 
Вы читали стихи поэта . Китайская поэзия в переводах, из коллекции текстов khokku.ru