Прощание бездомного

Как пусто все       на родине моей:

Поля у хижин —       в зарослях полыни.

В деревне нашей       было сто семей,

А ныне нет их       даже и в помине.

О тех, кто живы,       не слыхать вестей,

Погибшие       гниют на поле боя.

А я       из пограничных областей

Сюда вернулся       старою тропою.

По улице       иду я в тишине,

Скупое солнце       еле золотится.

И попадаются       навстречу мне

Лишь барсуки       да тощие лисицы.

В деревне нету       никого нигде,

Одна вдова       живет в лачуге нищей.

Но если птица       помнит о гнезде,

То мне ль не помнить       о своем жилище?

С мотыгой на плече       весенним днем

Пошел я       в поле наше за рекою,

Но разузнал чиновник       обо всем —

И снова барабан       не даст покоя.

Но хоть служу я       там, где отчий край,

Кому на помощь       протяну я руки?

Теперь       куда угодно посылай:

Мне не придется       думать о разлуке.

Нет у меня       ни дома, ни семьи,

Готов служить и там,       где мы служили.

Лишь мать печалит       помыслы мои —

Пять лет она       лежит в сырой могиле.

При жизни       я не мог ей помогать:

Мы вместе плакали       о нашей жизни.

А тот, кто потерял       семью и мать,—

Что думает       о матери-отчизне?

Вижу во сне Ли Бо

Если б смерть разлучила нас —       я бы смирился, поверь,

Но разлука живых       для меня нестерпима теперь,

А Цзяннань — это место       коварных и гиблых болот,

И оттуда изгнанник       давно уже писем не шлет.

Закадычный мой друг,       ты мне трижды являлся во сне,

Значит, ты еще жив,       значит, думаешь ты обо мне.

Ну, а что, если это       покойного друга душа

Прилетела сюда,       в темноту моего шалаша?..

Прилетела она       из болотистых южных равнин,

Улетит — и опять       я останусь во мраке один.

Ты в сетях птицелова,       где выхода, в сущности, нет.

Где могучие крылья       не в силах расправить поэт.

Месяц тихим сияньем       мое заливает крыльцо,

А мне кажется — это       Ли Бо осветилось лицо.

Там, где волны бушуют,       непрочные лодки губя,

Верю я, что драконы      не смогут осилить тебя.

В единении с природой

Скупое солнце       дорожит лучом,

Речные струи —       в водяной пыли.

Все отмели       покрыты камышом,

От дома к дому       тропки пролегли.

Халат       я лишь накидываю свой

И Тао Цяню       следую во всем.

Нет пред глазами       суеты мирской,

Хоть болен я —       а легок на подъем.

Встречаю я       весеннюю зарю

Там, где цветы       заполонили сад.

И с завистью теперь       на птиц смотрю,

А людям       отвечаю невпопад.

Читая книги,       пью вино за двух,

Где трудно —       пропущу иероглиф.

Старик отшельник —       мой хороший друг

Он знает,       что я истинно ленив.

Жаль

Зачем так скоро       лепестки опали?

Хочу,       чтобы помедлила весна.

Жаль радостей весенних       и печалей,—

Увы, я прожил       молодость сполна!

Мне выпить надо,       чтоб забылась скука,

Чтоб чувства выразить —       стихи нужны.

Меня бы понял Тао Цянь,       как друга,

Но в разные века       мы рождены.

Стихи о том, как осенний ветер разломал камышовую крышу моей хижины

Осенний ветер       дует все сильней,

Дела свои       разбойничьи верша:

Он с тростниковой       хижины моей

Сорвал       четыре слоя камыша.

Часть крыши       оказалась за рекой,

Рассыпавшись       от тяжести своей.

Часть,       поднятая ветром высоко,

Застряла на деревьях       средь ветвей.

Остатки в пруд слетели,       за плетень,

И крыша вся       исчезла, словно дым.

Мальчишки       из окрестных деревень

Глумятся       над бессилием моим.

Они, как воры,       среди бела дня

Охапки камыша       уволокли

Куда-то в лес,       подальше от меня,

Чем завершили       подвиги свои.

Рот пересох мой,       губы запеклись.

Я перестал       на сорванцов кричать.

На стариковский посох       опершись,

У своего окна       стою опять.

Стих ветер       над просторами земли,

И тучи стали,       словно тушь, черны.

Весь небосклон       они заволокли,

Но в сумерках       почти что не видны.

Ложусь под одеяло       в тишине,

Да не согреет       старика оно:

Сынишка мой,       ворочаясь во сне,

Поистрепал его       давным-давно.

А дождь       не то чтобы шумит вдали —

Он просто       заливает мне кровать,

И струйки,       как волокна конопли,

Он тянет —       и не хочет перестать.

И так уж       обессилен я войной,

Бессонница       замучила меня,

Но эту ночь,       промокший и больной,

Как проведу       до завтрашнего дня?

О, если бы       такой построить дом,

Под крышею       громадною одной,

Чтоб миллионы комнат       были в нем

Для бедняков,       обиженных судьбой!

Чтоб не боялся       ветра и дождя

И, как гора,       был прочен и высок,

И если бы,       по жизни проходя,

Его я наяву       увидеть мог,

Тогда —       пусть мой развалится очаг,

Пусть я замерзну —       лишь бы было так.

Записал свои мысли во время путешествия ночью


В лодке с высокою мачтой       тихою ночью плыву я.

Гладя прибрежные травы,       легкий проносится ветер.

Мир заливая сияньем,       светит луна, торжествуя,

И над Великой рекою    воздух прозрачен и светел.

Если бы литература       мне помогла хоть немного:

Освободила от службы —       вечной погони за хлебом.

Ныне ж мое положенье      схоже своею тревогой

С чайкой, которая мечется       между землею и небом.

Не спится

В Цаньянском ущелье     вода черна.

Сменилась       ночная стража.

В таком тумане       плывет луна —

Порой       не увидишь даже.

Увы! Не назначить       желанный срок

Для старческих       снов непрочных:

Ведь только во сне       находить я мог

Свой       Персиковый источник

Мне снится днем…

Стосковавшись       по родному краю,

Забываюсь я       тяжелым сном…

Я не только ночью       засыпаю —

Сплю теперь я       даже ясным днем.

От цветенья персиков,       от зноя

Старые глаза мои       хмельны.

Солнце       пламенеет над землею —

А меня       уже уносят сны.

Снится мне,       что жизнь иною стала,

К дому нет тропы —       куда ни глянь.

Торжествуют тигры       и шакалы,

Ордами штурмуя       чжунъюань[766].

А проснувшись,       думаю в тревоге:

Как войну бы       кончить в этот год

И убрать       чиновников с дороги,

Грабящих       измученный народ.

Написано в лодке в последний день холодной пищи

Себя я принуждаю       пить вино

Из-за того,       что пища холодна.

На мне —       убор отшельника давно,

Вокруг меня —       покой и тишина.

Плыву я тихо       в лодке по реке,

А кажется,       что по небу плыву,

И старыми глазами       вдалеке

Цветы я различаю       и траву.

А бабочки       танцуют танец свой

У занавески       моего окна.

И белых птиц,       слетевшихся гурьбой,

Уносит по течению       волна.

За облака,       за кручи темных гор

Гляжу я вдаль,       за десять тысяч ли:

Хочу увидеть       севера простор

Там, где Чанъань       раскинулась вдали.  
 
Вы читали стихи поэта . Китайская поэзия в переводах, из коллекции текстов khokku.ru