«РАССКАЗЫ, СОБРАННЫЕ В УДЗИ»

О том, как на ступе в стране Тан появилась кровь

В давние времена в стране Тан[212] была высокая гора. На вершине той горы стояла огромная ступа[213]. А у подножия горы было селение, и жила там старуха лет восьмидесяти. Что ни день, взбиралась она на гору, дабы взглянуть на ступу. Путь от подножия до вершины был неблизким, да к тому же трудным и опасным, и тем не менее каждый день в любую погоду, шел ли дождь, сыпал ли снег, бушевал ли ветер, грохотал ли гром, покрывались ли склоны льдом, или наступала невыносимая летняя жара, старуха непременно приходила к ступе. Никто из селян не ведал об этом.

Однажды в знойную летнюю пору несколько юношей и ребятишек поднялись на гору и, расположившись возле ступы, наслаждались прохладой. Вдруг видят — ковыляет согбенная старуха и пот с лица отирает. Опираясь на клюку, она приблизилась к ступе и обошла ее со всех сторон.

«Видно, хочет помолиться», — решили молодые люди, однако старуха, обойдя ступу, сразу же пустилась в обратный путь. То же самое повторилось и на другой день, и на третий.

— Чего ради старуха обрекает себя на такие мучения? — недоумевали молодые люди. — Давайте спросим у нее, как только она снова сюда пожалует.

И вот, с трудом одолевая подъем, старуха в очередной раз приблизилась к ступе.

— Чего ради вы приходите сюда, старица? — спрашивают ее молодые люди. – Даже нам не так-то легко добираться сюда по такому пеклу, но зато потом мы можем насладиться прохладой. У вас же, похоже, ничего подобного и в мыслях нет. Изо дня в день вы поднимаетесь сюда только затем, чтобы пройтись вокруг ступы. Это просто удивительно. Объясните же, в чем дело?

— Вам, юношам, – отвечала старуха, – это и впрямь должно казаться странным. Не думайте, будто я стала ходить к ступе недавно. Я делаю это уже лет семьдесят, с той поры, как вошла в разум.

— Поразительное дело. А зачем вам это нужно?

— Отец мой умер в возрасте ста двадцати лет, дед дожил до ста тридцати, а прадед – до двухсот лет с лишним. От своих предков отец узнал, а потом сообщил и мне, что существует такое предсказание: «Когда на ступе появится кровь, гора обрушится и на этом месте разверзнется морская пучина». Мой дом стоит у подножия, и если гора обрушится, я первая погибну под обломками. Потому-то, дабы успеть вовремя перебраться в безопасное место, я каждый день наведываюсь сюда и смотрю, не выступила ли на ступе кровь.

Так сказала старуха, но молодые люди приняли ее слова за пустые бредни.

— Да, и впрямь страшно, — усмехнулись они. — Вы уж предупредите нас, как только узнаете, что гора должна рухнуть.

Старуха, не чуя подвоха, отвечала:

— Конечное дело. Неужто я стану искать спасения в одиночку, не предупредив остальных?

С этими словами она отправилась восвояси.

«Вряд ли сегодня старуха снова сюда пожалует,— подумали молодые люди.— Давайте-ка ее напугаем. Вот смеху-то завтра будет, когда она даст деру отсюда!»

Молодые люди сделали у себя ранки и вымазали кровью ступу, после чего вернулись домой и со смехом объявили приятелям:

— Тут у подножия живет одна старуха. Изо дня в день поднимается она в гору, чтобы поглядеть на ступу. Странное дело, подумали мы и спросили, зачем ей это надобно. Она объяснила — так, мол, и так, вот мы и затеяли ее напугать и намазали ступу кровью. Это же надо такое придумать — гора, дескать, рухнет!

Приятели пересказали это своим знакомым, и все вокруг потешались над «глупой» старухой.

На следующий день женщина, па обыкновению, пришла к ступе. Глядит — а на ней обильно выступила кровь. Побледнев от ужаса, старуха опрометью помчалась вниз. Добравшись до селения, она заголосила на всю округу, чтобы было слышно всем:

— Спасайтесь, люди добрые, бегите скорей отсюда! Того и гляди, гора обрушится, и на этом месте разверзнется морская бездна!

Затем она кинулась домой, созвала детей и внуков, и, взвалив на плечи свой скарб, они спешно покинули селение.

Глядя на них, молодые шутники хватались за животы от смеха.

Вдруг невесть откуда послышался гул и грохот, и было трудно разобрать, то ли ураган надвигается, то ли это отдаленные раскаты грома. Небо сделалось черным, как ночью, и в довершение всего этого ужаса качнулась гора.

— Что это? — не успели воскликнуть люди, как гора начала рушиться.

«Видно, правду говорила старуха»,— поняли тут селяне и бросились бежать прочь.

Кое-кому удалось уцелеть, но и эти немногие плакали навзрыд: кто-то разлучился с родителями, кто-то растерял детей, а кто-то лишился всего своего имущества.

Одна только старуха не пострадала — ей удалось не только спасти своих детей и внуков, но и сберечь нажитое добро.

Гора же в конце концов рухнула, и на том месте разверзлась морская бездна. А молодые люди, смеявшиеся над словами старухи, погибли все до единого.

Вот какие чудеса случались в старину.

О том, как живописец Ёсихидэ радовался, глядя на свой горящий дом
Не теперь, а в давние времена жил художник по имени Ёсихидэ. Писал он лики буддийских богов и святых.

Однажды по соседству с ним случился пожар. Из-за сильного ветра пламя стало подбираться к его жилищу, и Ёсихидэ в страхе выскочил из дома на дорогу. Даже картину, которую писал он по заказу одного человека, забыл прихватить. А жена и дети его не успели в суматохе одеться да так и остались в доме. Не вспомнив о них и заботясь лишь о том, как бы уцелеть самому, Ёсихидэ стал по ту сторону дороги.

Вскоре огонь охватил его дом, а живописец все стоял и глядел на вздымающиеся кверху языки пламени и клубы дыма.

«Несчастье-то какое!» — вздыхали люди, сбежавшиеся на пожар. Сам же Ёсихидэ не выказывал ни малейшего смятения.

«Что все это значит?» — дивились люди, а он стоял неподалеку и, глядя на свой горящий дом, покачивал головою да изредка усмехался.

— О, удача! Выходит, все годы я писал не так, как нужно,— молвил он. Люди же, пришедшие выразить ему сочувствие, недоумевали:

— Как же он может так стоять? Да это просто неслыханно! Не иначе как злой дух в него вселился.

— При чем тут злой дух? Многие годы трудился я над изображениями бога огня Фудо, но тщетны были мои усилия. Только теперь я понял: именно так должно выглядеть пламя. Вот в чем моя удача. В сем мире избрал я для себя путь живописца, и если сумею написать картину как подобает, будет у меня еще сотня, тысяча новых домов. Эх вы… Нет у вас способности творить, оттого и заботит вас лишь мое сгоревшее имущество.

Так сказал он с презрительной усмешкой и пошел прочь.

Впоследствии Ёсихидэ написал картину, изобразив на ней объятого пламенем бога Фудо, и картина эта по сей день восхищает людей.

О том, как богиня Каннон обернулась змеей*
Не теперь, а в давние времена жил сокольник. Однажды от него улетел сокол. Он принялся ловить птицу и незаметно очутился далеко от дома, возле горной расселины. На краю ее стояло высокое дерево, в кроне которого свили гнездо соколы. Обрадовался сокольник удачной находке и вернулся домой, а спустя некоторое время, рассудив, что птенцы подросли и пора забирать их из гнезда, снова отправился к тому дереву.

На сей раз забрел он в такую глушь, что и не описать. Там было ущелье, до того глубокое, что, если смотреть сверху, не было видно дна, и в ущелье том рос небывалой высоты вяз. Ветви его достигали до самого края ущелья, и на одной из них было соколиное гнездо, над которым кругами вился сокол. Взглянув на прекрасную птицу, сокольник подумал: «Видно, и птенцы будут ему подстать» — и, позабыв обо всем на свете, полез на дерево. Однако не успел он добраться до гнезда, как сук у него под ногами обломился, и бедняга полетел вниз. К счастью, ему удалось зацепиться за дерево, росшее на склоне. Ухватился он за ветку, а сам ни жив ни мертв от страха и не знает, что ему делать дальше. Посмотрит вниз — под ним бездонная пропасть. Посмотрит вверх — крутые склоны уходят ввысь чуть ли не до самого неба. И как отсюда выбраться — неизвестно.

Помощники сокольника, бывшие с ним, видели, как он упал в пропасть, и подумали, что его уже нет в живых. И все же на всякий случай решили проверить, как обстоит дело. Подобрались они к краю пропасти и, встав на цыпочки, попытались заглянуть вниз, но разве разглядишь что-нибудь сквозь густую листву деревьев, растущих на дне ущелья? У них только голова закружилась, да еще сильнее стало их горе. Помочь несчастному было невозможно, оставаться в горах тоже не имело смысла, поэтому они воротились домой.

Узнав от них о случившемся, жена и детишки сокольника принялись плакать и горевать. И, хотя никакой надежды увидеть его живым не было, они решили отправиться к тому месту.

— Да мы и дороги туда не помним, — отговаривали их помощники сокольника. — Но даже если вам и удалось бы добраться до того места, толку от этого все равно не будет. Уж как мы старались заглянуть в эту бездонную пропасть, все глаза проглядели, а хозяина так и не увидели.

— Скорее всего так оно и есть, – поддержали их остальные, и в конце концов жена и детишки сокольника остались дома.

А сокольник тем временем нащупал в скале выступ размером с деревянный поднос и примостился на его краешке. Сидит, держась за ветку дерева, и боится шелохнуться. Малейшее неосторожное движение – и он неминуемо сорвется в пропасть. И впрямь в безвыходное положение он попал!

Между тем хоть и был этот человек простым сокольником, но с малолетства чтил в своем сердце милостивую богиню Каннон[214] и усердно читал сутру, повествующую о благих ее деяниях. Вот и теперь он не переставая просил ее о помощи, обращая к ней свои молитвы. «Ты дала обет спасти все живое, и милосердие твое глубоко, как море», — твердил он слова из сутры.

Вдруг сокольнику почудилось, будто на дне ущелья что-то шевельнулось. Осторожно наклонив голову, он увидел огромную змею. В длину она достигала не менее двух дзё и стремительно ползла в его сторону.

«Горе мне, — подумал сокольник. — Сейчас эта змея меня проглотит. Как же так, Каннон-сама, ведь я с таким усердием взывал к тебе о помощи!»

Между тем змея вплотную подобралась к нему, однако обогнула уступ, на котором он сидел, не изъявляя ни малейшего желания его проглотить, и спокойно поползла вверх.

«Надо ухватиться за нее,— смекнул сокольник,— может, вместе с ней я еще и выберусь отсюда».

Он потихоньку вытащил из-за пояса нож, вонзил его змее в спину и, ухватившись за рукоятку, вместе со змеей выбрался из ущелья. Оказавшись на свободе, сокольник попытался было вытащить свой нож, но не смог — слишком глубоко вошло лезвие в змеиную спину. Так, с торчащим в спине ножом, змея и поползла дальше, к соседнему ущелью.

На радостях от своего нечаянного спасения сокольник хотел было со всех ног бежать домой, но за несколько дней, проведенных в ущелье без движения и без пищи, он изрядно ослабел и отощал. Можно сказать, одна тень от него осталась. Насилу добрался он до дому.

Тем временем родные сокольника, оставив надежду на его спасение, справляли по нем заупокойную службу. И вот нежданно-негаданно перед ними, едва волоча ноги, появляется хозяин. Что тут началось — изумление, слезы, радостные возгласы!

— Это богиня Каннон мне помогла,— молвил сокольник и, заливаясь слезами, поведал о своем чудесном спасении.

Родственники, конечно, накормили его и уложили спать. А на следующее утро, пробудившись спозаранку, сокольник омыл руки и, по обыкновению, раскрыл сутру. И что же? — как раз в том самом месте, где были начертаны слова: «Ты дала обет спасти все живое, и милосердие твое глубоко, как море»,— торчал тот самый нож, который остался в спине змеи.

Удивлению сокольника не было предела. Понял он, что от гибели его спасла эта сутра, превратившись в змею. И сердце его исполнилось ни с чем не сравнимого благоговения, благодарности и восторга. Все те, кто слышал об этом чудесном происшествии или был свидетелем его, тоже диву давались.

Вряд ли стоит лишний раз повторять: всяк взыскующий помощи богини Каннон непременно ее обрящет.

О том, что случилось с Тадаакирой, чиновником сыскного ведомства*
Не теперь, а в старину жил сыскной чиновник по имени Тадаакира.

В молодые годы произошел с ним такой случай. Однажды у моста близ храма Киёмидзу — Чистый Источник вышла у него стычка со столичными разбойными молодцами. Те схватились за мечи и окружили Тадаакиру, норовя его зарубить. Он тоже вытащил из ножен свой длинный меч и, защищаясь, влез на крышу храма. Те – за ним, и всей ватагой принялись теснить его с восточной стороны. Тадаакире кое-как удалось проникнуть внутрь храма. Схватил он решетчатую ширму, зажал ее под мышкой да и прыгнул вниз, туда, где зияло глубокое горное ущелье. К счастью, поднявшийся ветер подхватил ширму, и державшийся за нее Тадаакира легко, точно птица, опустился на дно ущелья. Так ему удалось спастись от преследователей.

Увидели молодцы-разбойники, что их недруг остался живым и невредимым, разобрала их досада, да делать было нечего.

На том, говорят, эта история и закончилась.

О том, как женили игрока в кости*
В старину жил некий молодой человек, искусный игрок в кости. Лицом он был не таков, как все: глаза и нос у него тесно лепились друг к другу, точно склеенные. Родители, конечно, беспокоились, как обеспечить своему страхолюдному чаду достойное существование.

И вот дошел до них слух, что в доме одного богача имеется дочь на выданье, воспитанная с большой заботою, и что матушка ищет для нее пригожего жениха.

Родители игрока пустили слух, дескать, их сын, первейший красавец в Поднебесной, желает к ней посвататься.

Богач обрадовался: «Именно такой жених нам и надобен». Вскоре был выбран счастливый день для заключения брачного союза.

Наступила ночь, когда жених должен был в первый раз появиться перед своей нареченной. Его облачили в приличествующие случаю одежды, взятые на время у знакомых, и хотя ярко светила луна, родители позаботились о том, чтобы лицо молодого человека не слишком бросалось в глаза. Сопровождать жениха вызвались приятели, такие же, как и он, игроки, так что с виду все выглядело весьма прилично, как у людей.

С тех пор жених каждую ночь навещал дочь богача, пока не наступило время, когда ему уже полагалось остаться в доме на правах зятя.

«Что же теперь будет?» – тревожились его друзья. И вот один из них пустился на такую уловку.

Взобравшись на крышу дома богача, как раз над покоями молодых, он принялся топотать ногами и кричать грозным, леденящим душу голосом: «Кто тут первейший красавец в Поднебесной?»

Все в доме всполошились, не могут понять, что происходит.

Насмерть перепуганный жених говорит домочадцам:

— Вообще-то первейшим красавцем в Поднебесной называют меня. Только при чем тут это?

А голос на крыше вопрошает снова и снова. На третий раз жених собрался с духом и откликнулся.

— По какому праву ты мне отвечаешь? — пророкотал мнимый черт.

— Да как-то само собою вышло,— отвечает жених.

— Эта женщина уже три года принадлежит мне. Как ты смеешь ее навещать?

— Я ничего не знал об этом,— лопочет жених.— Умоляю, пощадите меня!

— Эх ты, мерзавец! — воскликнул «черт». — Отвечай, что тебе дороже: жизнь или красота?

«Как же мне ответить?» — растерялся жених, а свекор со свекровью ему советуют:

«Сейчас не время думать о красоте лица. Главное — остаться в живых. Скажите ему, что ради жизни вы готовы поступиться своею красотой».

Жених ответил, как его научили.

— Ну что ж, сейчас я твою красоту поглощу-уничтожу! — прорычал «черт».

Жених закрыл лицо ладонями и в отчаянии заметался по постели. «Черт» же отправился восвояси.

Желая посмотреть, что стало с лицом жениха, домочадцы зажгли светильник, глядят, а у него и впрямь лицо какое-то странное — глаза и нос точно слепились вместе.

Тут жених залился слезами:

— Уж лучше бы я сказал черту, чтобы он отнял у меня жизнь. Как же мне теперь жить на свете с этакой наружностью! Жаль, что я ни разу не дал вам возможности увидеть мое лицо до того, как со мною приключилась эта беда. Эх, не надо мне было вовсе идти зятем к вам в дом, коли власть над ним забрал этот ужасный черт!

Искренне сочувствуя зятю, свекор сказал:

— В возмещение ущерба я отдам вам все свои сокровища.

С тех пор он во всем старался угодить зятю, и тот был весьма доволен. В довершение всего свекор подумал, что оставаться в этом доме молодому мужу неприятно, и выстроил для него новые прекрасные хоромы. Так что жизнь его устроилась великолепно.

О том, как святой Нитидзо повстречался с чертом в горах Ёсино*
В давние времена святой праведник Нитидзо пребывал в горах Ёсино, укрепляя свой дух постом и молитвами. Однажды шел он по глухой горной тропе и повстречал вдруг черта. Росту в нем было целых семь сяку, тело синее, волосы алые и дыбятся, точно языки пламени, шея тонкая, кости на груди выпирают, живот раздут, ноги тощие. При виде Нитидзо черт сложил руки на груди и горестно заплакал.

— Кто ты такой? — спросил его Нитидзо, и тот, заливаясь слезами, отвечал:

— Я живу на свете вот уже четыре или пять сотен лет. Мучит меня давняя злоба, и потому превратился я в черта. Был у меня некогда враг, решил я его погубить и осуществил задуманное. Точно так же поступил я и с его детьми, и с внуками, и с правнуками, и с праправнуками — весь его род извел под корень, никого в живых не оставил. Казалось бы, теперь мне уже не с кем сводить счеты. Но ведь все эти люди, повинуясь круговороту превращений, явились на свет заново, а где и как их искать — неизвестно, вот и выходит, что я не могу осуществить свою месть до конца. В груди у меня по-прежнему горит пламя вражды. Ни врага моего, ни потомков его давно уже нет в живых, только я один терплю жестокие муки, полыхая в огне неизбывной ненависти. Если бы не возникло у меня желание мстить, я давно уже возродился бы в раю или на небесах, но не получившая выхода злоба превратила меня в беса, и теперь я обречен на вечные страдания. Вот что тяготит меня больше всего. Выходит, злые чувства, которые я питал к своему врагу, в конечном счете обернулись против меня самого. Даже потомков того человека давно уже нет на свете, а моей жизни никак не приходит конец. Знай я об этом заранее, ни за что не стал бы ему мстить.

Так говорил черт, проливая безутешные слезы, и от головы его вздымались языки пламени. Умолкнув, он побрел прочь, в горную глушь.

Святой Нитидзо посочувствовал черту. Говорят, он даже читал за него искупительные молитвы.

О том, как индийский священник Бодхидхарма наблюдал за послушанием монахов*
В давние времена в Индии был монастырь, и обитало там множество насельников.

Однажды святой наставник Бодхидхарма[215] посетил сию обитель и стал наблюдать за тем, как несут послушание тамошние монахи. И увидел он, что одни проводят время в усердных молитвах, другие истово читают сутры. Только в одной келье приметил он двух древних монахов лет восьмидесяти или девяноста, которые занимались игрою в облавные шашки[216]. Ни единого изображения Будды, ни единой сутры в их келье не было. Все мысли старцев, похоже, были поглощены игрой.

Бодхидхарма расспросил про них других монахов, и вот что он услышал в ответ:

— Эти двое с младых лет только и знают, что тешить себя игрой в шашки. Что же до учения Будды, то они, должно быть, и слов таких не слыхивали. Поэтому все здешние монахи ненавидят их и презирают, никто не хочет с ними знаться. Даром едят они монастырскую пищу. Для нас они хуже самых последних отщепенцев-еретиков.

«Видно, не все так просто», — подумал Бодхидхарма. Снова пошел он в келью к старцам и, встав поблизости, принялся следить за их игрою.

Через некоторое время один из игроков поднялся и вышел, другой же остался на месте, но потом вдруг исчез, словно в воздухе растворился. Не успел Бодхидхарма подивиться этому, как тот, что выходил, вернулся, однако вскоре точно так же пропал из виду; затем оба вновь оказались в келье.

«Вот оно что», — подумал про себя Бодхидхарма и обратился к монахам с такими словами:

— Вас осуждают за чрезмерное пристрастие к шашкам, а я вижу, что вы — настоящие святые, достигшие просветления. Расскажите, как вам удалось сподобиться такого блага?

— С давних пор, — отвечали монахи, — мы не ведаем иных занятий, кроме игры в облавные шашки. Когда выигрывают черные, мы печалимся, ибо понимаем, что верх в нас одержали заблуждения и греховные помыслы. Когда же выигрывают белые, мы радуемся, ведь это означает, что победу в нас одержало сердце, просветленное верой. Играя в шашки, мы стремимся к тому, чтобы чернота греховных помыслов исчезла из наших душ и чтобы в них воцарился чистый свет истины. Дело это благое, потому-то нам и удалось вкусить от плодов святости.

Об услышанном от них Бодхидхарма рассказал остальным монахам, и все те, кто долгие годы ненавидел и презирал своих собратьев, раскаялись и стали относиться к ним с почтением. Так гласит предание.

Запоздалая тысяча
Не теперь, а в давние времена жил в Китае человек по имени Чжуанцзы[217]. Был он до крайности беден и ни единого дня в году не ел досыта. А по соседству с ним жил богач, которого звали Цзянь Хэхоу. К нему и пришел как-то Чжуанцзы попросить немного проса, чтобы утолить голод.

— Извольте пожаловать через пять дней. К тому времени у меня будет тысяча золотых, вот я и отдам эти деньги вам. Как же можно такому почтенному человеку, как вы, дать проса на один день? Да меня ведь совесть замучит, — сказал Хэхоу. А Чжуанцзы молвил ему в ответ:

— Вчера иду я по дороге, и вдруг откуда-то сзади доносится голос. Я оглянулся, но человека поблизости не было. Только в небольшой луже, что образовалась во впадине от колеса повозки, вижу — плещется карась.

Не может того быть, подумал я, подошел поближе—и правда: лужа совсем мелкая, а карась — небывалой величины.

«Как же ты здесь очутился?» — спрашиваю я, а карась отвечает: «Я посыльный бога реки и держал путь к озеру. Только не удалось мне до него добраться, и я свалился в эту лужу. У меня пересохло в горле, и, видно, смерть моя близка. Помоги мне».

Я говорю ему в ответ: «Дня через два-три я как раз намерен отправиться в те края. Возьму тебя с собой и там выпущу в воду», — а рыба молвит: «До тех пор я ждать не могу. Лучше ты сейчас принеси пригоршню воды и смочи мне горло».

Я сделал, как он просил. То, что случилось с карасем, напоминает мое нынешнее положение. Если сегодня мне нечего будет есть, я умру от голода. И тогда меня не спасет даже тысяча золотых. — Так сказал Чжуанцзы.

С тех пор и пошло выражение «запоздалая тысяча».
 
Вы читали онлайн текст из японской классической литературы: проза и поэзия: в переводе на русский язык: из коллекции: khokku.ru