Период Хэйан IX-XII век

ПОВЕСТЬ ОБ ИСЭ

Свиток II
4
В давние времена, на пятой улице восточной части города, во флигеле дворца, где проживала императрица-мать, жила одна дама. Ее навещал, не относясь сперва серьезно, кавалер, и вот, когда устремления его сердца стали уже глубокими, она в десятых числах января куда-то скрылась.

Хоть и узнал он, где она живет, но так как недоступным ему то место было, снова он в отчаянии предался горьким думам.

На следующий год — в том же январе, когда в цвету полном были сливы, минувший вспомнив год, ко флигелю тому пришел он: смотрит так, взглянет иначе — не похоже ничем на прошлый год. Слезы полились, поник на грубый пол дощатой галереи кавалер и пробыл там, доколе не склоняться стал месяц; в тоске любовной о минувшем он так сложил:

«Луна… Иль нет ее?
Весна… Иль это все не та же,
не прежняя весна?
Лишь я один
все тот же, что и раньше, но…»
Так сложил он и, когда забрезжил рассвет, в слезах домой вернулся.

9
В давние времена кавалер, скитаясь, дошел до провинции Мусаси. И вот он стал искать руки одной дамы, жившей там. Отец ее другому хотел отдать, но мать — той сердце лежало на стороне человека благородного. Отец — простой был человек, но мать — та была Фудзивара[61]. Поэтому-то и хотела она отдать за благородного.

И вот она, жениху желанному сложив стихи, послала; а место, где жили они, был округ Ирума, селение Миёсино.

«Даже дикие гуси
над гладью полей Миёсино —
и те об одном:
„К тебе мы, к тебе!”
все время кричат».
А жених желанный ей в ответ:

«Ко мне, все ко мне —
тех гусей, что кричат так
над гладью полей Миёсино, —
смогу ли когда-нибудь
их позабыть?»
В провинции такие вещи с ним случались беспрерывно.

10
В давние времена кавалер, на Восток страны уехав, послал сказать:

«Не забывай! Пусть между нами —
как до облаков на небе будет, —
все ж — до новой встречи. Ведь луна,
плывущая по небу, круг свершив,
на место прежнее приходит…»
Свиток VIII
42
В давние времена жил принц, принц Кая по имени. Принц этот, пристрастный к дамам, к ним относился у себя при дворе с благосклонностью особой.

Была одна средь них очень красива, и не давала прохода ей молодежь. «У ней — лишь я один!» — так думал один из них; другой же, узнав об этом, письмо ей посылая, модель кукушки изготовил и…

«Селений, в которых
поешь ты, кукушка,
так много!
Сторонюсь от тебя я,
хоть и люблю…»
Так сказал он. Дама ж эта, ему желая угодить:

«Кукушка та, лишь о которой
сложилось имя так,
сегодня утром плачет…
Ведь в стольких хижинах от ней
так сторонятся люди!»
Время было — месяц май. И кавалер в отвел

«Во многих хижинах… и все же —
кукушке этой верю!
Вот если б только голос
не смолк ее в селенье,
где я живу…»
49
В давние времена жил кавалер. Ревнуя сам ревнующую его даму, он —

«Пусть возможно
нагромоздить раз десять
яиц десятки,—
можно ль верить
сердцу женщины?»
проговорил, а та —

«Пусть будет,
что росинки утра
останутся и днем…
Но кто ж будет верить
мужчины чувствам?»
И кавалер снова —

«Пусть возможно, что вишен цветы,
хоть ветер и дует,
не осыплются с прошлого года, —
увы, трудно верить
женскому сердцу!»
А дама снова в ответ —

«Еще безнадежней,
чем цифры писать
на текущей воде,
любить человека,
что не любит тебя!»
Эта дама и кавалер, что так состязались друг с другом в сравненьях неверности, были, верно, в тайной связи.

52
В давние времена кавалер встретился с дамой, с которой так трудно встретиться было, и в то время, когда еще говорили друг с другом они, запел петух.

«Что это значит, что поешь ты, петух? Ведь в сердце моем, что не знает никто, еще темная ночь…»

Свиток IX
59
В давние времена жил кавалер. Он был занят придворной службой, и сердце его было неверное, отчего жена его обратилась к человеку, ей обещавшему: «Тебе я буду верен», и с ним в провинцию уехала. Кавалер этот отправился посланцем в храм Уса-Хатимана[62] и, услышав, что она теперь женой чиновника в одной провинции, на обязанности которого лежало принимать послов, ему сказал: «Заставь жену свою мне чарку подавать — иначе пить не буду». Когда та чарку подала, он, взяв на закуску поданные померанцы, так сказал:

«Когда я вдыхаю
аромат померанцев,
ожидающих мая, —
чудится прежней подруги
рукавов этот запах…»
Так сказал он — и она, все вспомнив, стала монахиней и удалилась в горы.

61
В давние времена кавалер годы целые вестей о себе не подавал, и дама — разумной, видно, не была она, — склонившись на слова пустяшные другого, служанкой стала у него в провинции; и тут пришлось ей выйти к тому — своему прежнему знакомцу — подавать обед. Волосы длинные свои она уложила в шелковый фуляр, а на себя надела одежду, длинную с узорами Тояма. «В ночь эту ту, что здесь была,— ко мне пришли!» — кавалер хозяину сказал, и тот ее прислал. «Меня не узнаешь ты?» — кавалер сказал и…

«Прежняя прелесть,
куда она скрылась?
Как вишня, ты стала,
цветы у которой
совсем облетели…»
Проговорил он, а она, стыд ощутив, ответа не дала ему, и когда тот к ней вновь: «Что ж не отвечаешь ты мне?» — она сказала: «Слезы льются — и глаза мои не видят, и сказать что-либо не в силах я». Кавалер тогда:

«И это она,
та, что бежала
от свиданья со мной?
Годы прошли, а жестокость ее —
будто растет все!»
Сказал и, одежду сняв, ей подал, но она, разодрав ее, бежала. И куда ушла — не знают…

Свиток XII
83
В давние времена жил кавалер. Сам низкого он звания был, но его мать была принцессой.

Мать эта проживала в месте, называемом Нагаока. Сын в столице на придворной службе был, отчего и не мог часто ее навещать. Единственным сыном он был у ней, и та печаловалась очень.

И вот однажды, в декабре, от нее письмо спешное пришло. Испуганный — взглянул, но ничего особого там не было:

«Состаришься — наступит,
говорят, разлука
неизбежно…
И все сильней тебя я видеть
хочу, о сын мой!»
Так было там. Увидев это, он, на лошадь даже не успев усесться, отправиться решил и, весь в слезах, по дороге думал:

«О, если б не было на свете
разлуки неизбежной!
Хотя б для тех детей,
что молят
о жизни в тысячу веков…»
Свиток XIII
92
В давние времена кавалер, будучи низкого звания, любил даму, положения очень высокого. Было так, что ли, что не мог питать он, видимо, надежд никаких, но только лежа думал он с тоской, вставал и тосковал и, в отчаяние придя от дум, сложил:

«Лишь равную себе
любить должны мы…
Где ж пары нет,
где низкий и высокий, —
одно страданье лишь!»
В давние времена также такие вещи случались. Не закон ли это в этом мире?

Свиток XIV
96
В давние времена жил великий канцлер Хорикава. В день, когда пир, по случаю его сорокалетия, справлялся в доме на линии девятой, кавалер, в чине тюдзё бывший, —

««Рассыпьтесь и сокройте
собою все, о, вишен
цветы! Чтоб старость,
грядущая сюда,
с дороги сбилась…»
Свиток XV
106
В давние времена у одного не особенно благородного человека была в услужении женщина одна. В нее влюбился бывший в должности секретаря Фудзивара Тосиюки. Эта женщина по лицу и по всей наружности своей была красива, но молода еще была и в переписке неопытна, она не знала даже, что говорить, тем более стихотворений слагать не умела. Поэтому ее хозяин писал ей сам черновики и давал ей переписывать, — и тот, в приятном будучи заблуждении, восхищался ими. Раз тот кавалер сложил так:

«Тоскливо мечтаю, —
и в мечтаниях этих
„слез” все полнеет „река”.
Один лишь рукав увлажняю,
свиданья же нет!»
В ответ на это, по обычаю, вместо дамы хозяин:

«Ну, и мелко же, если
только рукав увлажняешь!
Вот, если услышу: тебя самого
понесло уж теченьем —
поверю…»
Так сказал он, и кавалер, восхитившись этим, как бы ее, стихотворением, уложил его в шкатулочку для писем и всем носил показывать.

Он же, после того как с нею уже повстречался, послал такое ей письмо: «Собрался было я к тебе уж идти, как начался дождь, и с горестью взираю на эту помеху. Если б счастлив удел мой был, дождь не должен был бы идти!» Так он сказал, и, по обычаю, хозяин вместо дамы послал в ответ ему стихи такие:

«Любишь сильно
иль нет, —
спросить об этом трудно…
Но жизнь, что знает хорошо
все обо мне, льет еще пуще…»
Так сложил он, и тот, не успев даже взять дождевой плащ и шляпу, насквозь промокнув, второпях к ней прибежал.

108
В давние времена кавалер своему другу, который потерял любимого человека, послал сказать:

«И вот быстротечней,
чем даже цветы,
она оказалась…
А кого из них — первым
нужно любить, думал ты?»[63]
111
В давние времена кавалер даме жестокой:

«Люблю тебя — не стану
вновь я говорить…
сама узнаешь, видя,
как твой исподний шнур
развязываться станет!»[64]
А та в ответ:

«Такого знака, чтобы
исподняя шнуровка
распускалась, — нет.
Уж лучше бы не прибегал
к таким намекам вовсе!»[65]
114
В давние времена, когда микадо Нинна приезд свой совершил в Сэрикава, еще не бывший слишком старым кавалер, хоть и знал, что ныне это не к лицу ему, но, так как раньше при этом был он, прислуживал микадо, как сокольничий.

На поле своей охотничьей одежды, где фигура цапли изображена была, он надписал:

«Утеха старца то…
не осуждайте люди!
Охотничья одежда…
„Сегодня только!” —
поет ведь цапля та…»[66]
Вид у государя был недовольный. Кавалер лишь о своем возрасте думал, а люди уже немолодые приняли, что ли, на свой счет.

Свиток XVII
123
В давние времена жил кавалер. Надоела, что ли, ему та дама, что в местности, «Густой травой» называемой, жила, но только он сложил:

«Если уйду я
из дома, где прожил
много годов, —
еще более „густой
травы”,— он полем станет!»
А дама в ответ:

«Если полем станет,—
буду перепелкой
плакать в поле я…
Неужли на охоту
ты даже не придешь?»
Так сказала она, и он, в восхищении, об уходе и думать перестал.
 
Вы читали японскую классическую литературу: антология: из коллекции текстов: khokku.ru