Период Нара VIII в.

«МАНЪЁСЮ»

Первая антология «японской песни» вака — «Манъёсю» («Собрание мириад листьев»), увидевшая свет в середине VIII в,  явление в мировой литературе. Еще не имея разработанного письменного языка, пользуясь заимствованной из Китая иероглификой для фонетической записи слов, на заре развития национальной культурной традиции японцы сумели создать уникальный свод народной и профессиональной поэзии, объединивший все известные к тому времени жанры и формы стиха почти за четыре столетия.

Песни безвестных крестьян из отдаленных провинций, рыбаков и пограничных стражей, народные легенды и предания соседствуют в книге с утонченными любовными посланиями императоров и принцесс, с цветистыми одами придворных стихотворцев, с великолепными пейзажными зарисовками провинциальных поэтов. Более четырех с половиной тысяч произведений, вошедших в «Манъёсю», представляют поэзию древней Японии во всем ее богатстве и тематическом разнообразии, которое особенно заметно при сравнении с каноническими собраниями куртуазной лирики раннего Средневековья.

Хотя по количеству в антологии безусловно преобладает «короткая песня» танка с силлабическим рисунком 5-7-5-7-7 слогов, ее успешно дополняют сотни сочинений в жанре «длинной песни» тёка и десятки лирических «песен с повтором» сэдока, выдержанных в той же метрической системе. Особенности фонетического строя японского языка препятствовали использованию рифмы в стихе и вели к закреплению единого силлабического метра для всех древних поэтических жанров.

В основу национальной поэтики был положен принцип суггестивности — недосказанности и иносказательного намека, что предполагало скупость и отточенность изобразительных средств. Связь поэтического сознания народа с окружающим миром природы была закреплена в прозрачных лирических образах, которые и поныне не оставляют читателя равнодушным.

Поэзия фольклорного слоя при этом представлена в первозданной чистоте: большинство стихов авторов из народа относятся ко временам, когда буддизм и конфуцианство еще не успели пустить корни на японских островах, и потому отражают чисто японские островные верования. Мистическая синтоистская «душа слова» (котодама) наполняет эти бесхитростные сочинения живым чувством, сообщает им силу подкупающей искренности.

Творчество Какиномото Хитомаро, Ямабэ Акахито, Отомо Табито, Отомо Якамоти, Яманоэ Окура, Такэти Курохито и многих других профессиональных поэтов, представленных в «Маньёсю», настолько глубоко по содержанию и совершенно по форме, что позволяет судить о наличии мощной и прекрасно разработанной поэтической традиции задолго до составления антологии. В танка, тёка и сэдока уже присутствует почти вся палитра художественных приемов, составлявших фундамент поэтики вака па протяжении тринадцати столетий. Это в первую очередь «постоянные эпитеты» макуракотоба, употребляющиеся в сочетании с определенными знаковыми существительными — например, «ночь, черная, как ягоды тута» или «весна, похожая на лук из древа катальпы». Среди сотен подобных орнаментальных определений некоторые вообще лишены логической связи с предметом и выполняют лишь декоративную функцию.

Часто зачин стихотворения дзё играет роль смыслового параллелизма к основной теме, и в том же качестве используется ута-макура, введение-топоним, указывающее на место действия стихотворения. В полной мере задействованы в «Маньёсю» какэкотоба, слова-стержни с двойным значением, содержащие омонимическую метафору — например, мацу — «сосна» и «ждать», фуру — «махать» и «старый». Нередко варьирования смысла, каламбурного эффекта поэт добивается за счет удачного географического названия — например, Фуру-яма. Широко распространены ассоциативные метафоры энго, в которых образы уподобляются по неким общим родовым признакам. Однако технические приемы в антологии не носят самодовлеющего характера, как в некоторых сборниках более поздних эпох. Идея и тема стихотворения всегда определяют выбор тропов.

Все авторы антологии имеют ярко выраженную индивидуальность, которая прослеживается гораздо отчетливее, чем в сочинениях их преемников и последователей. Так, крупнейший поэт «Манъёсю» Какиномото Хитомаро (впоследствии обожествленный) прославился не только как непревзойденный мастер любовных танка и патетических «плачей» тёка, но и как виртуозный одописец. Ода фу, впоследствии выпавшая из арсенала японского стиха, являлась тем «недостающим звеном», которое связывало традицию чистой лирики с гражданской поэзией, с историческими реалиями своего времени.

Великолепные образцы пейзажной лирики как в жанре танка, так и в жанре тёка, оставил Яманобэ Акахито, чье имя в истории стоит в одном ряду с Хитомаро.

Знаток китайской классики Яманоэ Окура ввел в японскую поэзию принципы конфуцианской этики и буддийские мотивы непостоянства всего сущего. В его «Диалоге бедняков», навеянном знакомством с творчеством китайского поэта Дун Си, отчетливо прозвучала социальная тема, которая в дальнейшем никогда уже более не проникала в поэзию вака.

Отомо Табито создал замечательный цикл стихотворений, воспевающих винопитие. Эта эпикурейская лирика, столь органично вписавшаяся в корпус «Манъёсю», не знала повторений в традиции вака вплоть до эпохи позднего Средневековья.

Отомо Якамоти широко использовал образы китайской литературы, мифологии и фольклора, намечая тем самым магистральную линию развития японского стиха как переосмысленного отражения единого для всего дальневосточного ареала культурного наследия.

Известно, что еще до появления «Манъёсю», несмотря на трудности с системой письма, существовали изборники народных песен разных провинций, а также личные собрания стихотворений Хитомаро, Якамоти, Канамура и других известных авторов. Эти сборники и послужили основным материалом для колоссальной антологии. В нее было, в частности, включено восемь из двадцати книг личного собрания Отомо Якамоти, который считается главным составителем «Манъёсю».

Без преувеличения можно сказать, что именно «Манъёсю» стала незыблемым фундаментом японской поэтической традиции, которая самими японскими литераторами воспринималась как пирамида, прорастающая сквозь столетия. К изучению и комментированию «Манъёсю» обращались поэты и филологи в эпоху Хэйан и в эпоху Камакура. Множество шедевров из «Манъёсю» было включено в крупнейшие антологии Средневековья.

МАНЪЁСЮ («СОБРАНИЕ МИРИАД ЛИСТЬЕВ»)

ПЕСНИ ЛЮБВИ
2391
Вечернею порой лишь миг один,
Короткий, как жемчужин встречный звон,
Я видел здесь ее, —
И нынче утром вдруг
Мне показалось, будто я люблю…
2442
Пусть велика земля, но даже и она
Имеет свой предел,
Но в мире есть одно,
Чему конца не будет никогда,
И это бесконечное — любовь!
2765
Чем так жить,
Тоскуя о тебе,
Лучше было бы мне просто умереть,
Оттого что думы, полные тревог,
Словно скошенные травы на полях…
3044
Пока в саду своем ждала,
Что ты придешь ко мне, любимый,
На пряди черные
Распущенных волос
Упал холодный белый иней.
3375
Как в Мусаси-стороне
Из ущелья горного фазан
Улетает прочь —
Так и ты ушел, и с ночи той
Не встречаюсь больше я с тобой!
3379
О возлюбленном моем
Я не знаю, как сказать.
Ах, в стране Мусаси на лугах
Нежным цветом расцветает укэра.
Никогда не вянет тот цветок!
3449
Ах, одежды белотканой рукава
В изголовье положу-ка я себе,
Вижу, едут из Курага рыбаки,
Возвращаются к себе домой, —
Не вставайте, волны, на пути!
3459
Целый день толку я белый рис,
Грубы стали руки у меня,
Хорошо бы, если в эту ночь
Молодой хозяин мой пришел,
Тронул их и пожалел меня!
3561
О, как жду тебя, любимый мой!
Жду, как ждут желанного дождя
В засуху, когда, вся в трещинах, земля
Сохнет вспаханной
Пред домом у ворот!
3562
Как жемчужная трава,
Что растет на диком берегу,
Клонится к земле,
Так, склонясь, наверно, спишь одна,
Не дождавшись друга своего…
3569
Когда в стражи я из дома уходил,
Было рано, лишь забрезжила заря,
У ворот моя жена стояла,
Все не знала, как теперь ей быть,
Все боялась мои руки отпустить…
 
Вы читали японскую классическую литературу: антология поэзии японии: из коллекции текстов: khokku.ru